Часть 2. Начало ЗДЕСЬ:
Сводки и донесения, 1941 года содержат многочисленные примеры панического бегства военнослужащих. Убегали в одиночку, группами и целыми подразделениями.
Например, в оперативной сводке № 1 от 24 июня 1941 года начальник штаба 4-й армии Западного фронта полковник Л.М. Сандалов указал:
«От постоянной и жесткой бомбардировки пехота деморализована и упорства в обороне не проявляет. Отходящие беспорядочно подразделения, а иногда и части, приходится останавливать и поворачивать на фронт командирам всех соединений…».
Нередко цитируют начальника Управления политпропаганды Юго-Западного фронта бригадного комиссара Михайлова. В одном из своих донесений он писал:
«В частях фронта было много случаев панического бегства с поля боя отдельных военнослужащих, групп, подразделений. Паника нередко переносилась шкурниками и трусами в другие части, дезориентируя вышестоящие штабы о действительном положении вещей на фронте, о боевом и численном составе и о своих потерях…".
То, что произошло в июне 41-го явилось шоком для многих бойцов и командиров, собиравшихся воевать малой кровью на территории врага. К сожалению, долгие годы говорить и писать об этом было не принято. Хотя только правда (а не лживые победные реляции) дает толчок к отрезвлению, корректировке тактики и стратегии. Этот тезис актуален и в наши дни...
Известны слова Г.К. Жукова о том, что газеты стесняются писать о неустойчивости и бегстве наших войск, заменяя это термином «вынужденный отход». Сегодня используют еще более оригинальный термин (у генерала Конашенкова) – «выравнивание линии фронта».
В первом издании мемуаров другого маршала, К.К. Рокоссовского, цензура тоже убрала слова о «шоке», которому подверглись наши войска в 1941 году, и о том, что потребовалось длительное время для вывода их из этого состояния. Добавим – не только время, но и репрессивные меры. Спектр их был довольно широк суды военных трибуналов, деятельность заградительных отрядов, публичные расстрелы перед строем и др.
Об этом можно прочесть ЗДЕСЬ:
Уже в первые дни войны, некоторые командиры практиковали расстрелы на месте, не имея на то никаких указаний или полномочий. Атмосфера тех дней, когда практически никто, в том числе и «вершители правосудия», не знал, где наши войска, а где немцы, точно подмечена и описана фронтовым корреспондентом К. Симоновым. В его дневниках приведено немало эпизодов о расстрелах красноармейцев, сеявших панику или просто подозрительных людей.
Уже на четвертый день войны комиссар Михайлов докладывал Л. Мехлису о том, что к «дезертирам применяются меры военного времени». В частности, в 41 стрелковой дивизии, - писал Михайлов, - «с 22 по 25 июня 1941 г. за трусость и дезертирство начсоставом расстреляно 10 красноармейцев приписного состава».
Борьба с «пораженчеством» приобрела вскоре столь широкие масштабы, что стала вызывать у командиров нервозность и страх за принимаемые решения. Особенно старались политработники, действуя по примеру Льва Мехлиса.
В июле 1941 года, как известно, был вновь введен институт военных комиссаров. В целом он сыграл положительную роль в начале войны. Хотя не обошлось без перегибов.
При утверждении этого положения Сталин дописал фразу, предписывавшую комиссарам «своевременно сигнализировать Верховному командованию и Правительству о командирах и политработниках, порочащих своим поведением честь РККА». Перестраховываясь, комиссары стали регулярно докладывать наверх обо всех случаях неисполнения приказов. Даже тогда, когда можно было промолчать. Получили распространение и попытки свалить вину друг на друга.
Начальник политотдела 10-й армии сообщал в начале января 1942 г. в донесении, направленном в политотдел Западного фронта, что в частях 385-й стрелковой дивизии по вине ее командира полковника Савина и военного комиссара Нестерука, преступно руководивших вверенными войсками «отдельные лица начальствующего состава и бойцов преступно не выполняли приказы, проявляли неорганизованность, растерянность, трусость и панику, бросали оружие и бежали с поля боя». В качестве примера назывался командир 2-й роты 1-го батальона 1268 стрелкового полка Бородин, который в бою за село Лощихино, после ранения командира батальона не выполнил приказ возглавить батальон и подчиненные стали панически бежать из села. Затем сообщалось, что Бородин приговорен к расстрелу на основании приказа НКО № 270.
Кем только не обзывали в приказах тех, кого предписывалось расстреливать на месте – трусами, паникерами, дезертирами, пораженцами, изменниками, предателями. И, непонятно почему, даже самозванцами (в тексте приказа № 270).
К критические для страны дни генерал армии Г. К. Жуков практиковал в своих приказах указания на применение расстрелов в отношении самовольно оставивших боевые позиции . Так, в сентябре 1941 года, он издал приказ № 0064, в котором говорилось: «Военный совет Ленинградского фронта приказывает объявить всему командному, политическому и рядовому составу, обороняющим указанный рубеж, что за оставление без письменного приказа Военного совета фронта и армии указанного рубежа все командиры, политработники и бойцы подлежат немедленному расстрелу».
Такого рода приказы дублировались в те дни практически ежедневно. Например, приказом войскам Западного фронта № 0346 от 13 октября 1941 года заместитель начальника штаба Западного фронта генерал-майор Голушкевич объявлял «всему комсоставу до отделения включительно» о категорическом запрещении отходить с рубежа. И далее – «Все отошедшие без письменного приказа Военсовета фронта и армии подлежат расстрелу».
Такие приказы издавались не только в целях устрашения. Они реально исполнялись. Например, в справке начальника штаба 43-й армии «О событиях в районе Малоярославца 17-18.10.41 г.» говорилось: "223 стрелковый полк 16.10 самовольно оставил фронт и вошел в Доброе, восточнее г. Малоярославец. Командир полка и комиссар полка расстреляны".
Такого рода решения командующих фронтами и армиями, Военных советов и военных трибуналов о расстрелах за отход частей с занимаемых рубежей без приказа поражают нас своей жестокостью и несправедливостью. Ведь большинство расстрелянных позже были реабилитированы. Но, с другой стороны, кто знает – как бы сложилась ситуация в 41-м году под Москвой и в 42-м году под Сталинградом, если бы не были изданы крайне суровые приказы № 270 Ставки Верховного Главнокомандования от 16 августа 1941 года и № 227 Наркомата Обороны от 28 июля 1942 года. Поэтому генерал армии М. Гареев как-то заметил: «Можно ли было обойтись без такой жестокости? Можно. Ценой потери суверенитета со всеми вытекающими отсюда последствиями».